Неточные совпадения
С душою, полной сожалений,
И опершися на гранит,
Стоял задумчиво Евгений,
Как описал себя пиит.
Всё было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые;
Да дрожек отдаленный стук
С Мильонной раздавался вдруг;
Лишь
лодка, веслами махая,
Плыла по дремлющей реке:
И нас пленяли вдалеке
Рожок и песня удалая…
Но слаще, средь ночных забав,
Напев Торкватовых октав!
От него отделилась
лодка, полная загорелых гребцов; среди них
стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи, — она вбежала по пояс в теплое колыхание волн, крича...
Меннерс прошел по мосткам до середины, спустился в бешено-плещущую воду и отвязал шкот;
стоя в
лодке, он стал пробираться к берегу, хватаясь руками за сваи.
Но и подумать нельзя было исполнить намерение: или плоты
стояли у самых сходов, и на них прачки мыли белье, или
лодки были причалены, и везде люди так и кишат, да и отовсюду с набережных, со всех сторон, можно видеть, заметить: подозрительно, что человек нарочно сошел, остановился и что-то в воду бросает.
Из густой заросли кустов и камыша, около плотины, осторожно выдвинулась
лодка, посреди ее
стоял хромой мужик, опираясь на багор, и махал на публику рукою.
Варвара сидела на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался, вертя колесом; он уже поставил баркас носом на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его; в машине ругались два голоса, стучали молотки, шипел и фыркал пар. На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные,
стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по стеклу ползали
лодки.
Все молчали, глядя на реку: по черной дороге бесшумно двигалась
лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом в руках,
стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
Я дня два не съезжал на берег. Больной,
стоял я, облокотясь на сетки, и любовался на небо, на окрестные острова, на леса, на разбросанные по берегам хижины, на рейд, с движущеюся картиной джонок,
лодок, вглядывался в индийские, китайские физиономии, прислушивался к говору.
Я
стоял на юте, и одна японская
лодка, проходя мимо, показала на наших.
Якуты,
стоя по колени в реке, сталкивали
лодку с мели, но их усилия натолкнули
лодку еще больше на мель, и вскоре мы увидели, что
стоим основательно, без надежды сдвинуться нашими силами.
Нейдут в
лодки, да и только, все
стоят у трапа; упрашивают.
Лодочники группой
стоят у пристани, вблизи своих
лодок, которые тесно жмутся у берега.
Весло привязано к
лодке, и гребец,
стоя, ворочает его к себе и от себя.
Между тем тут
стояла китайская
лодка; в ней мы увидели, при лунном свете, две женские фигуры.
Лодки, с семействами,
стоят рядами на одном месте или разъезжают по рейду, занимаясь рыбной ловлей, торгуют, не то так перевозят людей с судов на берег и обратно. Все они с навесом, вроде кают. Везде увидишь семейные сцены: обедают, занимаются рукодельем, или мать кормит грудью ребенка.
«А вы куда изволите: однако в город?» — спросил он. «Да, в Якутск. Есть ли перевозчики и
лодки?» — «Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!» — сказал он, указывая на толпу якутов, которые
стояли поодаль. «А
лодки?» — спросил я, обращаясь к ним. «Якуты не слышат по-русски», — перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые пошли к берегу, и я за ними. У пристани
стояли четыре
лодки. От юрты до Якутска считается девять верст: пять водой и четыре берегом.
Через четверть часа мы уже сидели на дощанике Сучка. (Собак мы оставили в избе под надзором кучера Иегудиила.) Нам не очень было ловко, но охотники народ неразборчивый. У тупого, заднего конца
стоял Сучок и «пихался»; мы с Владимиром сидели на перекладине
лодки; Ермолай поместился спереди, у самого носа. Несмотря на паклю, вода скоро появилась у нас под ногами. К счастью, погода была тихая, и пруд словно заснул.
Иман еще не замерз и только по краям имел забереги. На другом берегу, как раз против того места, где мы
стояли, копошились какие-то маленькие люди. Это оказались удэгейские дети. Немного дальше, в тальниках, виднелась юрта и около нее амбар на сваях. Дерсу крикнул ребятишкам, чтобы они подали
лодку. Мальчики испуганно посмотрели в нашу сторону и убежали. Вслед за тем из юрты вышел мужчина с ружьем в руках. Он перекинулся с Дерсу несколькими словами и затем переехал в
лодке на нашу сторону.
Вода в реке
стояла на прибыли, и потому вброд ее перейти было нельзя. У китайцев нашлась небольшая
лодка. Мы перевезли в ней седла и грузы, а коней переправили вплавь.
В это время подошел Олентьев и сообщил, что хлеб куплен. Обойдя всю деревню, мы вернулись к
лодке. Тем временем Дерсу изжарил на огне козлятину и согрел чай. На берег за нами прибежали деревенские ребятишки. Они
стояли в стороне и поглядывали на нас с любопытством.
Зато занятия ее совершенно соответствовали ее виду: она каталась сама на
лодке, гребя веслом искуснее всякого рыболова; стреляла дичь;
стояла неотлучно над косарями; знала наперечет число дынь и арбузов на баштане; брала пошлину по пяти копеек с воза, проезжавшего через ее греблю; взлезала на дерево и трусила груши, била ленивых вассалов своею страшною рукою и подносила достойным рюмку водки из той же грозной руки.
Мне не удавалось много стрелять их; это хлопотно, потому что они всегда сидят на середине пруда и надобно к ним подъезжать на
лодке, чего я никогда не делал, да и птица того не
стоит.
Точно маленькая щепочка,
лодка наша металась среди яростных волн. Порой казалось, что она бросается вперед, то будто
стоит на месте. Стало совсем темно. С трудом можно было рассмотреть, что делается рядом. Как автомат, не отдавая себе отчета, я откачивал воду из
лодки и мало беспокоился о том, что она не убывала.
Лодка доехала до самого Разинского оврага, откуда пугач, сидя над черной расселиной, приветствовал ее криком: «шуты, шуты!» Отсюда
лодка поворотила. На дворе
стояла ночь.
Почти все жители высыпали на улицу; некоторые старухи продолжали тихонько плакать, даже мальчишке
стояли как-то присмирев и совершенно не шаля; разломанная моленная чернела своим раскиданным материалом.
Лодка долго еще виднелась в перспективе реки…
— Это действительно довольно приятная охота, — принялся объяснять ей Вихров. — Едут по озеру в
лодке, у которой на носу горит смола и освещает таким образом внутренность воды, в которой и видно, где
стоит рыба в ней и спит; ее и бьют острогой.
Вдали на горизонте, там, где голубой атлас моря окаймлялся темно-синей бархатной лентой, неподвижно
стояли стройные, чуть-чуть розовые на солнце, паруса рыбачьих
лодок.
Мать долго
стояла тогда на берегу пруда, думая — кто это оттолкнул
лодку от берега, зачем?
Выйдя из дому, они взяли извозчика и поехали на конец города, к реке. Там, на одной стороне плотины,
стояла еврейская турбинная мукомольня — огромное красное здание, а на другой — были расположены купальни, и там же отдавались напрокат
лодки. Ромашов сел на весла, а Назанский полулег на корме, прикрывшись шинелью.
Солнце светло и высоко
стояло над бухтой, игравшею с своими стоящими кораблями и движущимися парусами и
лодками веселым и теплым блеском.
Адуев все
стоял в
лодке, с раскрытым ртом, не шевелясь, протянув руки к берегу, потом опустил их и сел. Гребцы продолжали грести.
Рыбачьи
лодки, с трудом отмечаемые глазом — такими они казались маленькими, — неподвижно дремали в морской глади, недалеко от берега. А дальше точно
стояло в воздухе, не подвигаясь вперед, трехмачтовое судно, все сверху донизу одетое однообразными, выпуклыми от ветра белыми стройными парусами.
— Да постыдитесь! Чего вы, рехнулись? Пароход же
стоит, встал, ну! Вот — берег! Дураков, что попрыгали в воду, косари переловили, повытаскали, вон они, — видите две
лодки?
— Идёшь ты на барже, а встречу тебе берега плывут, деревни, сёла у воды
стоят,
лодки снуют, словно ласточки, рыбаки снасть ставят, по праздникам народ пёстро кружится, бабьи сарафаны полымем горят — мужики-то поволжские сыто живут, одеваются нарядно, бабы у них прирабатывают, деньги — дороги, одежа — дёшева!
Тотчас после чая сели в
лодку, придурковатый молчаливый парень взял вёсла, а старик,
стоя по колена в воде, говорил Кожемякину...
Проснулся на восходе солнца, серебряная река курилась паром, в его белом облаке тихо скользила
лодка, в ней
стоял старик.
В
лодке сидела Елена с Рендичем и
стоял длинный ящик, покрытый черным сукном.
— Да, не надо, — сказал Проктор уверенно. — И завтра такой же день, как сегодня, а этих бутылок всего три. Так вот, она первая увидела вас, и, когда я принес трубу, мы рассмотрели, как вы
стояли в
лодке, опустив руки. Потом вы сели и стали быстро грести.
Сидит в
лодке и так звонко кричит он нам в окна: «Эй, нет ли у вас вина… и поесть мне?» Я посмотрела в окно сквозь ветви ясеней и вижу: река вся голубая от луны, а он, в белой рубахе и в широком кушаке с распущенными на боку концами,
стоит одной ногой в
лодке, а другой на берегу.
Надо сразу! Первое дело, не давать раздумываться. А в
лодку сели, атамана выбрали, поклялись
стоять всяк за свою станицу и слушаться атамана, — дело пойдет. Ни один станичник еще своему слову не изменял.
Тут непременно нужны длинные удилища, ибо
лодка должна
стоять неблизко от места уженья и удилища кладутся на траву.
Подогнав осторожно
лодку к незаросшему месту, надобно стать к нему боком, так, чтобы
лодка и рыбак совершенно были спрятаны в камыше, которого горсти по две с обеих сторон захватываются и подгибаются под себя: рыбак плотно сядет на них, и
лодка будет
стоять неподвижно.
На другой же день можно было видеть, как тетка Анна и молоденькая сноха ее перемывали горшки и корчаги и как после этого обе стучали вальками на берегу ручья. Глеб, который не без причины жаловался на потерянное время — время подходило к осени и пора
стояла, следовательно, рабочая, — вышел к
лодкам, когда на бледнеющем востоке не успели еще погаснуть звезды. За час до восхода он, Захар и Гришка были на Оке.
Он упрямился и крепился до последней минуты, наконец покинул берег: ему уже невмочь было
стоять на ногах, — но и тут-таки, раз или два, пересилил себя и вернулся к
лодкам; его точно притягивало к реке и
лодкам какою-то непонятною силой.
Минуту спустя животное
стояло под навесами в одном из задних углов, неподалеку от большой
лодки.
С такими мыслями и чувствами покинул он луговой берег и переехал Оку. Когда Гришка обернулся, чтобы привязать челнок, глаза его встретили жену. Она
стояла, прислонившись к большой
лодке, и, по-видимому, ждала его.
Отерев мокрые пальцы свои о засученные полы серой шинели, Ваня прошел мимо детей, которые перестали играть и оглядывали его удивленными глазами. Ребятишки проводили его до самого берега. Два рыбака,
стоя по колени в воде, укладывали невод в
лодку. То были, вероятно, сыновья седого сгорбленного старика, которого увидел Ваня в отдалении с саком на плече.
Тогда перед глазами баб, сидевших на завалинке, снова обозначались дрожащие очертания рыбаков и
лодки, снова выступали из мрака высокие фигуры Петра и Глеба Савиновых, которые
стояли на носу и, приподняв над головою правую руку, вооруженную острогою, перегнувшись корпусом через борт, казались висевшими над водою, отражавшею багровый круг света.
В то время, как отец спускался по площадке и осматривал свои
лодки (первое неизменное дело, которым старый рыбак начинал свой трудовой день), сыновья его сидели, запершись в клети, и переговаривали о предстоявшем объяснении с родителем; перед ними
стоял штоф.
У них никогда не доставало духу оставаться на завалинке, и
стоило показаться на Оке большой
лодке, как обе спешили уйти в избу.